Когда я повернулся обратно, Мейсон обшаривал лучом фонарика углы сарая.
Конрад закурил сигарету.
— Гудини, — сказал он.
— Могу поклясться, что он сюда забежал, — сказал Мейсон. — Я слышал, как открылась и закрылась дверь.
— Ну ладно, мы его потеряли, но давайте-ка посмотрим немного на улице, — предложил отец.
— Кто-нибудь успел его разглядеть? — спросил Курдмейер.
— Да, — ответил отец. — Совсем мальчишка.
— А лицо разглядел?
— Нет.
— Я видел лицо, — сказал Мейсон. — Но раньше он мне не попадался.
— Знаете, на кого он похож? — вспомнил Курдмейер. — На того парнишку, что жил в нашем квартале.
И он показал рукой вдаль.
— Ты имеешь в виду тех, кто съехал перед нашим приездом? — спросил Мейсон.
— Халловеи, — сказал отец. — Они уже довольно давно съехали.
— Нет, это не может быть он, — покачал головой Конрад.
Отец бросил на меня встревоженный взгляд.
— Ах да, я и забыл, — сказал Курдмейер.
Мы вышли на улицу. Мужчины решили разделиться и попатрулировать окрестности. Я пошел с отцом, и мы свернули за угол в сторону школы. Я понятия не имел, который теперь час. Испытание перед сараем Данденов лишило меня сил. Отец молчал. Мы добрались до школы, вошли через калитку и зашагали через поле к Канализационной горке.
Вдруг отец остановился посреди поля и закинул голову.
— Посмотри на звезды.
Я поднял голову. Столько звезд я никогда еще не видел.
Отец показал на север.
— Видишь вон там яркую звездочку? — спросил он.
Я кивнул, хотя и не знал, о какой именно звезде он говорит.
— Свет от этой звезды идет до нас, может, тысячу лет. Если бы мы могли рассечь ее луч и изучить его, то заглянули бы на тысячу лет назад. Путешествие во времени, — объяснил отец.
Я представил себе, как кто-то на планете, вращающейся вокруг этой звезды, отправляет мне послание.
— И точно так же в тех местах видно, что происходило здесь тысячу лет назад.
— Десять веков, — сказал я.
— Верно. Осваиваешь умножение. Хорошо. — И отец хлопнул в ладоши со словами: — Ну, пошли домой.
На конрадовском газоне мы увидели Конрада и Мейсона. Отец сообщил, что мы никого не нашли, а те — что Курдмейер уже отправился спать.
— А вы, ребята, кого видели? — спросил отец.
Конрад покачал головой, а Мейсон сказал:
— Только одного старика — брел по Фимз-роуд.
— Как он выглядел?
— Старый такой. И потом, на нем были плащ и шляпа. Вряд ли он мог бегать.
— Поздновато что-то для прогулок, — сказал отец.
— Пожалуй, — согласился Конрад. — Ну, я пошел.
— Мне тоже хватит на сегодня, — присоединился к нему Мейсон.
Мы с отцом направились к дому.
Прежде чем выключить свет в своей комнате, я вытащил из кармана бумажку, развернул ее и прочел:
...Обдумываю ловушку.
Следите за вашим окном.
Нужно было сообщить Джиму, но я слишком устал и заснул, глядя на звезды.
Мы сидели в проулке за лавкой, на перевернутых ящиках, передавая друг дружке картонку с шоколадным молоком. Джим предсказал, что отец больше не появится в церкви. Я ужасно устал после ночной вахты, но Джим засыпал меня вопросами, и я помаленьку рассказал ему обо всем, что случилось вчера. Записку от Рэя я ему уже передал.
— Выпрыгнул из окна в Кливленде. — Джим покачал головой.
— Когда Курдмейер сказал, что бродяга похож на Рэя, я чуть не обделался, — сказал я. — Но знаешь, что странно?
— Что?
— Они уже вспомнили, что Халловеи давно уехали, но тут Конрад сказал: «Это не может быть он». Словно была еще одна причина, кроме той, что они уехали. И тогда Курдмейер ответил: «Ах да, я и забыл».
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю.
— Знаешь-знаешь, — сказал Джим. — Только пока еще не дотумкал.
— Что он ищет? — спросил я.
— Не знаю… — Джим развернул печенье с шоколадной крошкой и опять поднял его, как священник — облатку. Печенье сломалось, и он протянул мне меньшую часть. — Вопрос в том, что он будет делать, когда найдет то, что ищет.
Когда мы вернулись домой, мама принялась допрашивать нас о проповеди. Я даже покраснеть не успел, как Джим, не моргнув глазом, выдал: «Иона и кит». Мы слышали эту историю от миссис Гримм.
— И что же сказал священник?
— Ведите себя хорошо, или Господь проглотит вас.
Ярко светило солнце. Я сидел на стуле Джима и изучал Драный город. Рядом стояла Мэри.
— Можешь ты сделать то же самое, снова повторив мне числа? — спросил я.
Она отрицательно покачала головой.
— Почему нет?
— Микки уходит.
Я не очень понял, что Мэри имеет в виду, повернулся и посмотрел на нее в поисках Микки. Наконец я спросил:
— И куда же он уходит?
— Далеко.
— И что?
— Числа у него.
— Но ты можешь что-нибудь делать в Драном городе, как раньше.
— Иногда.
— А числа мне в уши?
— Я могу попробовать. — И Мэри покачала головой, словно не была уверена. — Что ты хочешь увидеть?
Я встал и поднял фигурку Рэя за домом Халловеев, потом сел и поставил ее перед собой, на краю стола. В жизни Рэй постоянно находился в движении, даже когда сидел, скрестив ноги, при свете лампы в своем подземном лагере. В глине он был тоненький и неподвижный и стоял прямо, опустив руки. Вообще-то мы не знали о нем, когда Джим сооружал Драный город. Фигурки всего лишь замещали живых людей, но я не знал, сильно ли отличается от нашего мир на фанерном щите.
Мэри начала произносить числа, поток их устремился в мои уши, как порция спагетти, вываленная в дуршлаг. Цепочки чисел плавали внутри моей головы, и я изо всех сил поедал глазами глиняного Рэя. Я хотел знать, что он ищет, и верил: ответ внезапно возникнет перед моими глазами яркой, многоцветной картиной. На краткий миг мне показалось, что я не сижу на стуле, а нахожусь на улице Драного города; потом Мэри шевельнулась, и я обнаружил, что вернулся на стул. В ту секунду, когда она перестала произносить числа, я понял, что все это было лишь в моем воображении.