Год призраков - Страница 64

Сделайте луну

— Сделайте луну, — сказал Крапп. — Меня не волнует, как именно.

Он пустил по рядам книгу с изображениями луны.

— Кратеры, — продолжил он. — Круглая с серыми кратерами. Папье-маше, глина, бумага, пластилин — из чего угодно, но это должно быть похоже на луну. Сдадите на следующей неделе. В четверг.

Ночной дозор

Мужчины собрались на задах нашего дома в субботу, ближе к заходу солнца. Отец сказал, что Джим и я можем посидеть с ними какое-то время, если будем вести себя тихо. Мистер Мейсон, мой отец, мистер Фарли, Дэн Курдмейер и мистер Конрад сидели на садовых стульях у кустов форзиции, которая начинала выкидывать желтые почки. Дул теплый ветерок, и время было похоже скорее на вечернее, чем на дневное. Мистер Конрад принес блок из шести банок пива и фонарик. Курдмейер приволок то и другое в двойном количестве. Последним пришел мистер Фарли с бутылкой виски и бумажными стаканчиками.

Я сидел на земле рядом с отцом, а Джим — на своем собственном стуле. Мистер Конрад предложил отцу пива. «Спасибо», — сказал тот, и мистер Конрад рассмеялся. Мистер Фарли стал разливать виски по стаканчикам и раздавать их. Почти все курили, у Курдмейера была трубка. Когда все получили по стаканчику, мистер Мейсон поднял свой и провозгласил:

— За ночной дозор.

Они выпили, и мистер Курдмейер спросил:

— А где Хайес? Ведь это его дочь была, а?

— Не знаю, — Мистер Мейсон покачал головой. — Это жена заставила меня все организовать.

Мужчины хохотнули — тихо, чуть ли не смущенно.

— Я попросил своих ребятишек устроить растяжки во всех дворах, кроме этого. Две палки, а между ними леска и жестянка с камушками внутри. Если мы их услышим, то должны бежать со всех ног и схватить этого любопытного мерзавца.

Я представил себе, как Генри и жуткие толстушки громыхают банками из-под колы.

— Бежать? Еще пара стаканчиков, и мы не побежим, а поползем, — заметил Фарли.

— Выпивка на свежем воздухе, — сказал отец. — Совсем неплохой план.

— Если мы кого услышим, — сказал Мейсон, — вы, ребята, за ним побежите?

— Конечно, я надаю им поджопников, — заверил его мистер Конрад и через секунду расплылся в ухмылке.

— Посмотрим, как оно пойдет, — сказал отец, и после этого разговор зашел о погоде и о деньгах.

Наполнялись стаканчики. Зажигались и гасились сигареты, время от времени звучали бранные слова. Смех был каким-то далеким, словно то, над чем смеялись мужчины, они помнили лучше, чем сказанное только что. Спустилась темнота, и в воздухе стало прохладнее.

Мистер Фарли принялся рассказывать о новом пулемете, который делали у «Груммана», где он работал.

— Тысяча выстрелов в секунду.

— А какой калибр? — поинтересовался отец.

Фарли развел два дрожащих пальца дюймов на пять и улыбнулся, словно это было самым поразительным известием. Когда он закончил рассказ о необыкновенной конструкции, мистер Конрад вытащил коробок из кармана спичек, поставил свой стаканчик и взял принесенный им фонарик.

— Что там у тебя, Джейк? — спросил Курдмейер, который уже начинал сползать со стула.

Конрад открыл коробок и осветил фонариком, потом протянул его отцу, который поставил свой стаканчик на землю. Маленькая коробочка упала ему на ладонь. Я встал, чтобы лучше видеть. На ватной подстилке лежала крохотная коричневатая фигурка обнаженной женщины.

Мой отец рассмеялся.

— А это из какого уха? — спросил он.

— Что одно ухо, что другое — без разницы, — ответил Конрад.

Фарли рассмеялся.

Мой отец передал коробок Курдмейеру, который, посмотрев, задал вопрос:

— Как ты ее сделал?

— Скрепкой, ногтем и булавкой.

— На это ушло немало ушной серы, — сказал Фарли, когда коробок дошел до него.

— У меня всегда было много серы, — смущенно кивнул мистер Конрад.

— Ты сделал это из своей ушной серы? — спросил Мейсон, когда подошла его очередь созерцать творение Конрада. Он скорчил гримасу, словно перед ним была кучка дерьма. — Чудно.

— У него целый набор шахматных фигур из этого дела, — сообщил Курдмейер.

Мистер Мейсон покачал головой и протянул коробок владельцу. После этого они принялись говорить об армии, а я уселся на прежнее место.

— Этот лейтенант служил в Абердине, — рассказывал мой отец. — Я его как раз на днях вспоминал. Такой маленький костлявый еврей в очках. Из манжет его мундира аж пальцев не было видно. Брюки на нем сидели мешком. Все смеялись у него за спиной и гадали — как он в офицеры-то попал. А как-то раз нас загнали в траншеи и заставили кидать боевые гранаты. Нужно было вытащить чеку, подождать немного, а потом перебросить гранату через бруствер. И вот один из ребят бросает, как свечу подает, — граната ударяется о бруствер и падает назад в траншею. Ну, все остолбенели и смотрят на нее. Все, кроме нашего лейтенанта. Секунды не прошло, как он прыгнул в траншею, схватил гранату и перебросил через бруствер. Поразительно. Она взорвалась в воздухе, и немного осколков упало в траншею, но никого не ранило. И с того дня никто уже не смеялся, что на нем так форма сидит. — Отец размечал свой рассказ паузами, во время которых затягивался сигаретой.

Мистер Фарли говорил как лунатик.

— Наша часть высаживалась в Нормандии. Северное побережье Франции. Они это называли «живые изгороди». Наци там здорово окопались, а у нас с одной стороны было болото. У них там стояла целая танковая дивизия. Мы пошли в атаку, а потом это уже назвали «прорывом в Сен-Ло». Даже рассказать об этой мясорубке невозможно. И дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминал.