Я попытался представить себе, каково это — обитать в палате, наполненной стонами умирающих людей.
— Многие из этих старых пердунов, которые тут колупаются в городе… — начал отец и тряхнул головой. — Ты бы удивился.
В то субботнее утро мы вышли из дома, когда не было еще и восьми. Джим посмотрел сначала в одну, потом в другую сторону по Уиллоу: нет ли там машин или кого-нибудь, кто может нас увидеть, — после чего мы метнулись на подъездную дорожку Халловеев, под защиту живой изгороди. Мы пробежали вдоль боковой стены дома, потом позади него, промчались вниз по склону, ведущему к ручью, перепрыгнули через поток и устремились в лес. Небо было затянуто тучами, дул холодный ветер. Порой усиливаясь, он поднимал опавшие листья с земли и срывал те, что еще оставались на ветках.
Мы пошли по петляющей дорожке к Ист-Лейку. Джим решил, что нам следует не идти прямым путем — вблизи школьного двора, а выбрать окольный, реже использовавшийся маршрут через мшистые полянки и заросли низкого кустарника. У Джима на шее висел старый бинокль, позаимствованный у Деда, а я нес фотоаппарат «Брауни». На подходе к озеру Джим предупредил, что я не должен шуметь. Если нас обнаружат, сказал он, мы должны разделиться: он побежит к железной дороге, а я — назад тем же путем. Я кивнул, и с этого момента мы разговаривали только шепотом.
Мы еще два раза перепрыгнули вьющийся ручей — с мшистой кочки на пенек, с песчаного бережка на твердую землю, — и нам открылось озеро. Джим присел на корточки и знаком приказал мне сделать то же самое.
— Полиция уже там, — пояснил он. — Придется ползти.
Мы подобрались к южному берегу озера ярдов на тридцать и притаились за упавшим дубом. Сердце у меня колотилось, руки дрожали. Джим высунул голову над стволом и поднес бинокль к глазам.
— Похоже, они только-только начали, — сказал он. — Там их пятеро. Двое на берегу и трое на плоскодонке с маленьким электромотором.
Я выглянул и увидел то, о чем он говорил. С кормы лодки уходили два каната, прикрепленные к лебедкам с рукоятками. Лодка медленно двигалась, протраливая западную часть водоема. Потом я увидел кое-кого из соседей на противоположном берегу. Мистер Эдисон — здоровенный мужик, плешивый и с усами — стоял в своей форме работника бензоколонки, опустив глаза в землю и сложив руки на груди. Я видел его в первый раз после исчезновения Чарли. Рядом был его сосед, мистер Фелина. Еще нескольких человек я не узнал, но когда один из них отодвинулся, я увидел Краппа в его обычном виде — белая рубашка с коротким рукавом, галстук, прическа плоская, как и его разговоры.
— Там Крапп, — прошептал я.
Джим навел бинокль на группу, которую разглядывал я.
— Черт, верно, — сказал он.
— Он-то что там делает?
— Кажется, плачет. Да. Вон, вытирает глаза. Слушай, я всегда говорил, что он задница.
— Да, — ответил я, но мысль о том, что Крапп пришел и к тому же плачет, меня потрясла.
Джим снова навел бинокль на полицейских и сообщил мне, что на концах этих канатов у них такие большие стальные крючья — по четыре когтя на каждом. Время от времени они останавливаются и вытаскивают крюки, поворачивая рукоятку лебедки. Он доложил мне о находках: куски дерева, заржавевший велосипедный руль, остатки скелета то ли собаки, то ли лисы… и все в таком роде. Они медленно прочесали все озерцо, а потом начали снова.
— Нет его здесь, — сказал Джим. — Так что предсказания Мэри можно засунуть в одно место.
Я снова приподнял голову над упавшим стволом и смотрел некоторое время, осмелев: вероятно, Чарли я все-таки не увижу. Мы просидели на холоде битых два часа, и меня уже пробирала дрожь.
— Пойдем домой, — прошептал я.
— Ладно. Они почти закончили.
Но Джим пока не торопился уходить, и наша тайная слежка вдруг напомнила мне о бродяге.
Один из полицейских в лодке закричал:
— Стой! Тут что-то есть!
Я снова высунул голову. Полицейский начал крутить ручку лебедки, наматывая канат на барабан.
— Похоже на одежду, — крикнул он своему товарищу на берегу. — Погоди-ка… — И он начал крутить быстрее.
Что-то вспороло поверхность воды рядом с кормой лодки. Оно напоминало разбухшее от воды тело, но сказать наверняка было трудно. Брюки и рубашку, во всяком случае, я различил. Потом появилась голова, большая и серая, за ней — туловище.
— Черт! — сказал Джим.
— Мистер Бла-Бла-Бла, — прошептал я.
— Дай-ка мне камеру. Я должен это сфотографировать.
Он сделал снимок и вернул мне камеру, потом дал знак следовать за ним. Мы на четвереньках поползли прочь от упавшего дерева, а когда озеро скрылось из виду, встали на ноги и припустили как оглашенные.
Мы остановились, чтобы перевести дыхание, за домом Халловеев, все еще под укрытием леса.
— Бла-Бла-Бла, — сказал Джим и рассмеялся.
— Это ты его утопил?
— Бла. — Он покачал головой. — Не, это его Тай-во-рту растлил и выбросил.
— Иди ты…
— Может, его нашел Мейсон со своими жуткими толстозадыми сестренками и кинул в озеро. Они вечно ошиваются тут в лесу. Нужно было попросить Мэри сказать, где мистер Бла-Бла-Бла.
— Но где же тогда Чарли?
Джим метнулся мимо меня и перепрыгнул через ручей.
Я последовал за ним, чтобы не отстать. Мы пробежали по заднему двору Халловеев, обогнули их дом и вышли на улицу.
Дома я с облегчением обнаружил, что мама не сидит за обеденным столом. Дверь к Бабуле и Деду была открыта. Я слышал, как Дед вслух ведет расчеты по своей системе. Можно было не заглядывать — я и без того знал, что Мэри сидит рядом с ним. Джим отнес камеру и бинокль наверх, а я пошел в родительскую комнату посмотреть, встала ли мама. В кровати ее не было, но, проходя мимо ванной, я услышал, как ее рвет.